Атаман. Гексалогия - Страница 60

Вместо торга я помчался на постоялый двор. Прихватив нож, вышел во двор и в конюшне засунул его под стреху. Фу, пронесло. И как я раньше о нём не подумал? После некоторых размышлений решил на торг не ходить пока. Если кто‑нибудь из норманнов свяжет меня с Ларсеном, дракой в корчме и пожаром на драккаре, то искать будут в людных местах, на торге в первую очередь. Норманны сейчас злые, наверняка прочёсывают город, чтобы найти обидчика. Улик у них нет никаких, но и норманны – не следователи прокуратуры, им вполне хватит подозрений. А дальше – схватить да попытать, авось что и прояснится. Нет, лучше затихариться, пересидеть несколько дней.

Забрав с постоялого двора свои вещи, с трудом нашёл Нифонта в гончарной слободе и несколько дней провёл у него дома, не показывая носа на улицу.

Неизвестно, сколько бы я просидел ещё, но Нифонт сказал, что норманны, наняв купеческий корабль, из Новгорода уплыли, на прощание сильно грозившись вернуться и разобраться с обидчиками. Обычно норманны слов на ветер не бросали.

И тут же Нифонт сказал мне вторую новость. Несколько купеческих судов собираются в караван, хотят доставить груз в Киев, он может замолвить слово знакомому кормчему на шхуне, чтобы меня взяли охранником. Я был совсем не против, чего сидеть в незнакомом городе, а охранять – дело уже привычное, жаль – ребят знакомых со мной никого нет.

На следующий день Нифонт повёл меня к кормчему, потом – к купцу. Видимо, купцу я не очень глянулся – вид не боевой, ему, наверное, нужен был человек с пудовыми кулачищами, но слову Нифонта доверяли, и мы уговорились. Выход завтра утречком.

На следующий день я сердечно простился с Нифонтом и Пелагеей, нашёл на пристани корабль. Купец стоял у трапа; поздоровавшись, указал место на носу. Было ещё несколько пассажиров, которых разместили в крохотных кормовых каютах. Сразу же и отчалили. Ещё несколько кораблей‑ушкуев и шхун уже дожидались на стремнине. Мы были последними, отошедшими от причала, и все дружно подняли паруса. Берега медленно поплыли назад.

Я познакомился с тремя моими коллегами по ремеслу, плававшими с купцом Мефодием уже давно. Здоровенные парни – косая сажень в плечах – чинно подали руки для пожатия, назвались – Василий, Аксён, Афанасий. Покосились на мой мушкет, заулыбались в русые бороды:

– Почто огненным зельем балуешься? Богопротивно!

Я смолчал. Проверить в деле мушкет ещё не доводилось.

Сопровождаемый старшим – Аксёном – в качестве экскурсовода, обошёл судно. – Караваном плыть безопасней, – рассуждал Аксён, – на каждом судне, по три‑четыре охранника, да команда мечи в руках держать умеет: новгородцы – народ боевой, просто так ворогу нас не взять, а в караване людишек, почитай, сотня наберётся. Так что повезло тебе, Юрий, спокойным плавание должно быть. Отстоял вахту, да спи.

Спокойно не получилось, сглазил, видно, Аксён.

Наш караван мирно прошел озеро Ильмень, вошёл в Ловать, миновал Парфино. Впереди, в дне пути, лежал городишко Холм. Вперёдсмотрящий закричал: – Паруса долой! Суда встали! – Команда засуетилась, зашлёпала босыми ногами по доскам палубы. Парус быстро свернули, по инерции шхуна прошла ещё несколько десятков метров и слегка ткнулась в корму переднего ушкуя. Кормчий перебежал на нос, сложил руки рупором:

– Чего случилось? Чего встали?

C ушкуя прокричали:

– Сами не знаем, впереди встали, вроде как река перегорожена!

С таким я сталкивался впервые. И река‑то здесь неширока, от силы метров пятьдесят, но чем её можно перегородить?

Команда беспечно бродила по кораблю, даже Аксён, как старший из охраны, не обеспокоился.

Но мне ситуация не понравилась. Я на всякий пожарный проверил мушкет, подсыпал свежего пороха на полку, взвёл замок. Глядя на меня, остальные охранники лишь обменивались недоумёнными взглядами.

Спереди, от головы каравана, которая сбилась в кучу, практически заполнив всю ширину реки, раздались шум и крики. Я присел за высоким фальшбортом, приподняв над ним голову. С гиканьем и свистом из прибрежного кустарника на конях вылетели вооруженные всадники. Азартно что‑то крича и размахивая саблями, помчались к берегу. Да только вода – не земля. Кони у кромки резко остановились. Аксён с досады аж зубами заскрипел: – Литвины! Вот уж подловили! Хлопцы! За оружие!

С других судов раздавались такие же команды, кое‑кто даже успел пустить во всадников стрелы. В ответ захлопали пистолетные выстрелы, впрочем, без особого вреда. Конник с саблей или мечом хорош для атаки на пеших или таких же, как он, всадников. Но напасть верхом на корабли? Нападавшие это тоже поняли; оставив коней за кустами, густой цепью побежали к берегу. На кораблях защёлкали тетивы луков.

Подпустив поближе, я выбрал цель, прицелился и выстрелил из мушкета. Раздался грохот, приклад больно стукнул в плечо, всё вокруг заволокло сизым дымом. Когда дым ветром снесло в сторону, я увидел, что моя картечь не пропала даром – двое нападавших лежали на берегу, а один, держась за окровавленную руку, сделал несколько неверных шагов и упал.

Но нападавших это не остановило. Зажав во рту сабли, они с разбегу бросались в воду и плыли к судам. Тут и плыть‑то – три взмаха руками. Разбойники хватались руками за низкие борта, подтягивались, переваливались через борт и тут же пускали сабли в ход.

Если бы их было мало – запросто бы отбились. Команда отважно сражалась, пытаясь не допустить противника на судно, но взамен убитым или раненым появлялись всё новые и новые разбойники. Литвины ли они либо просто лесные тати – какая разница? Хуже всего было то, что и с другого берега, а значит, и с другого борта нападали разбойники. Видимо, шайка разделилась на две части, но что‑то у них не срослось или задумано было так, но напали не одновременно, с правого борта – на несколько минут раньше.