Атаман. Гексалогия - Страница 71

Днём меня никто не беспокоил, и я отлично выспался, даже переспал, вечером сытно поужинал, не желая вопреки поговорке оставлять ужин врагу. Ещё чего, враг обойдётся.

Вечером дом стал стихать: первыми отошли ко сну купец с женой и детьми, затем холопы, наконец угомонились кухарки. Открыв окно, я придвинул лавку и уселся ждать. Терпения мне было не занимать.

Ближе к первым петухам, когда воздух попрохладнел, на улице, в конце её – квартала за два – загавкали собаки. Я выпрыгнул в окно, прикрыл створки – не надо показывать посторонним, что их ждут. Подошёл к забору, просунул сквозь доски голову. Привыкшие к темноте глаза уловили сначала смутное шевеление, затем – неясные тени. Один, два… пять. В лунном свете при неосторожном движении в вырезах горловин мерцали кольчуги. Ага, стало быть, тати не справились, теперь пожаловали господа норманны. Эти сильнее, опытнее и опаснее вчерашних.

Я втянул голову назад, прижался к забору, вытащил саблю и стал ждать. Люди за забором остановились напротив усадьбы купца. На верхний край забора легли чьи‑то руки; лёгкий толчок ногой – и во дворе приземлился норманн. Не дав ему подняться, я саблей резанул по горлу. Хрипя и булькая кровью, норманн упал и в агонии засучил ногами. Один готов. Наверняка послали, чтобы калитку изнутри отпёр, ну так я не гордый, сам отворю. Держа наготове саблю, тихонько отодвинул крепкий дубовый запор, приотворил калитку. Она распахнулась, вперёд шагнул норманн. Пока он меня не рассмотрел, я резко провёл саблей по шее. Дан схватился за шею, но силы покинули его, и он упал лицом вперёд. А в калитку уже заходил второй. Резко, со всей силы я ударил калиткой, раздался тупой звук. Я распахнул калитку и нанёс колющий удар в лицо. Еле удалось выдернуть саблю назад, так глубоко она вошла в кости черепа. Троих в минус.

Зато оставшиеся двое не сплоховали. Один выхватил меч и стал наступать на меня, но ему мешал упавший товарищ, а проём калитки не давал размаха, поэтому он старался наносить колющие удары. Но меч – не шпага или рапира, в основном это оружие рубящее.

Второй лёгким толчком перелетел через забор и вырвал меч из‑за спины. Мне удалось захлопнуть калитку и дёрнуть засов, тут же раздался удар мечом в дерево. Бросив саблю на землю, я выхватил метательные ножи и с расстояния трёх метров с силой бросил их один за другим в обе ноги и правое плечо норманна. Я помнил, что тело прикрыто кольчугой. Со стоном дан упал на колени, меч выпал. Даже в темноте глаза норманна яростно полыхали ненавистью. Ладно, на несколько минут мне он не страшен, разберусь позднее. Надо решать с последним. Он не ранен, полон сил и желания отомстить за своих.

Калитка сотрясалась от ударов тяжёлого меча. Причём, что интересно – даны молчали – никаких воинственных криков. Тишина – и в ней – удары меча. Сюрреалистичная картина! Боюсь, моя сабля не выдержит прямого удара меча – меч вдвое тяжелее.

Я подобрал саблю, сунул её в ножны; отодвинув запор, дождался удара меча в калитку и резко распахнул её. Обеими руками ухватился за перекладину над калиткой и, повиснув, обеими ногами ударил норманна в живот. Меч его после удара был опущен к земле, живот открыт. Кольчуга предохраняет от удара острым предметом – ножом, саблей, скользящим ударом меча. Но от удара в живот – нет.

Норманн выдохнул весь воздух, согнулся, и я сцепленными кулаками ударил его по затылку. Бедняга потерял равновесие и упал в сточную канаву, что текла вдоль улицы, вместо обочины у дороги. Не дав ему подняться, я одним прыжком оказался рядом и, выхватив саблю, принялся рубить незащищённые кольчугой места – руки, ноги. Норманн пытался уворачиваться, но куда ему в кольчуге в осклизлой канаве, полной отбросов. Вокруг него расплывались тёмные разводы крови, и, наконец, он затих. Жестокий век, жестокие нравы.

Держа саблю в руке, вошёл в калитку и чуть не поплатился жизнью. Я думал, что раненый дан лежит смирно, истекая кровью, но мужик оказался сильным. Он ухитрился встать, прислонившись к забору, и только я показался в проёме, обрушил свой меч. Я посторонился, совсем чуть‑чуть. Удар пришёлся по сабле, выбив её из руки, но не задев меня. Я отшатнулся назад. Плохо, теперь у меня нет сабли, только поясной нож и один метательный.

Думал я недолго, пробежал пять‑шесть метров, перепрыгнул сточную канаву, прошёл сквозь забор и оказался сзади противника. Тот стоял лицом к калитке, ожидая нового моего нападения. Я выхватил метательный нож и с силой швырнул его в шею норманна, целясь чуть ниже шлёма. Дан зашатался, меч выпал из руки, он опустился на колени, пытался опереться на руку, но она подломилась, и он упал. Я подошёл ближе. Дан негромко проговорил:

– Вложи мне меч в руку.

Ага, как же, я не самоубийца.

– Я ухожу в Валхаллу, Один не примет меня без оружия.

Норманн не просил – это было не в их правилах. Он просто рассказывал, хотя даже в темноте было видно, как белеет его лицо.

Ладно, иди к Одину. Я подобрал его меч, вложил ему в руку.

– Ты великий воин, славянин. Один смог одолеть пятерых. Сходи к конунгу, скажи… – Тут голос его стал слабеть, слова сделались неразборчивы, он умолк, дёрнулся и затих.

Достойно умер. Я хоть и противник его, но пожелал ему встретить своего бога – одноглазого Одина. Не я на них напал, сами пришли за моей жизнью, но я смог забрать их души.

Я запер калитку. На улице ничего не напоминало битву – сточная канава скрыла тело убитого, а другого, что лежал перед двором, я втащил внутрь. Жалко, что нет рядом вчерашнего Ермохи – трупы перетаскать к их хозяину.